Верю в себя, в людей и в силу случайностей.
Когда? Когда уже это выйдет из головы?
Я не понимала, определенно совершенно не понимала, что ты для меня значил. Значишь.
Поправляю вуаль, которая удачно скрывает мое лицо от ненужных взглядов, и спокойно беру из рук слуги письмо. Твой фамильный герб ваш фамильный герб отпечатком на моем сердце, точь-в-точь как на этом багряном куске воска. Бумага мягкая, но при этом упругая, цвета утренних цветков вербены. В моем саду ее выращивает дворецкий. Он говорит, что мягкий бледно-бежевый оттенок цветков этого растения должны дарить мне спокойствие и уют. Только что-то с каждым разом все отчетливее проявляется желание выдрать с корнем эту цветущую пакость, так же как ты вырвал с корнем мою надежду.
Ты знаешь, я больше не цвету.
Осознаю, что уже как с минуту молчу, а бедный слуга мнется с ноги на ногу, не имея возможности, да и желания, тревожить мой покой. Улыбаюсь ему и даю серебряную монету. Он и правда заслужил. Сковывая шумящие где-то в груди внутри меня сжатые в комок эмоции, направляюсь в комнату для чтения. С замиранием сердца сажусь, а в голове так и стоит яркий образ твоего лица. Ломаю печать и слабо покусываю кончик языка, вглядываюсь в быстрый, но изящный почерк твоей супруги. Приглашает в гости, оповещая о намеченной на конец сентября охоте в вашем поместье. Охоту мой дорогой Альберт ни за какие драгоценности не пропустит, я это знала прекрасно, так что все дела будут отложены, и мы помчимся в поместье Шеллендоргов. В твое поместье. В груди что-то рвется и мечется, и я оставляю письмо на столике, а сама иду к фортепиано. Усаживаюсь на невысокий темный стул и, закрыв глаза, пробую первую ноту, а дальше, уже не в силах остановится, начинаю играть сонет. Музыка нежно скользит сквозь мои пальцы, отставляя только предчувствие хорошего, только тебя, твое лицо, твои глаза, твои губы, твое дыханье, твое прикосновение к волосам, твои осторожные поцелуи, который при каждой встрече распускается огоньками по моим рукам, животу, спине, твои мимолетные взгляды, твои чувства. Они сжигают меня, стирают мое ощущение настоящего, и я кружусь, как и ноты в этой комнате. Кружусь, кружусь, кружусь…
Когда? Когда уже это все выйдет из моей головы? Когда уже я привыкну к мысли, что у тебя есть, теперь уже есть, супруга, а у меня мой дорогой Альберт. Когда? Когда я перестану так страстно ждать твоих брошенных хлесткими ударами слов о моей никчемности, двуличности, двоякости?.. Я не знаю. Не понимаю.
Музыка замирает на последней низкой ноте, и я поднимаю пальцы с клавиш. В дверях стоит Альберт, а в его карих глазах так и бегают огоньки интереса.
— Что-то произошло, моя милая Софи?
Я лишь нежно улыбаюсь ему, представляя тебя, и тихо произношу, заранее зная, что мои слова возымеют должный эффект:
— Графиня Шеллендорг приглашает нас в конце сентября на охоту в свое поместье.
Альберт довольно улыбается, и я даже бы сказала, что он прекрасен, но твоя улыбка все равно много-много прекраснее.
Я буду ждать сентября, мой добрый друг.
Буду ждать.
